Юлий Ким –
русский народный поэт

Имя Юлия Черсановича Кима известно в первую очередь как имя автора без малого тысячи песен, большая часть которых знакома нам по любимым советским фильмам – «Обыкновенное чудо», «Дом, который построил Свифт», «Двенадцать стульев», «Формула любви», «Пять вечеров», «Про Красную Шапочку», «Собачье сердце», «Бумбараш», «Человек с бульвара Капуцинов», «Убить дракона» и десяткам других картин. Этот список кинолент, где в титрах значится диссидентский псевдоним «Ю. Михайлов», можно продолжать до бесконечности.

Последний раз Юлий Черсанович побывал в Новосибирске 7 лет назад. В целом программа не изменилась, но, как выразился сам автор: «Я искренне рассчитываю, что вы ее основательно подзабыли». В зале Дома ученых стояла благодарная тишина – во время концерта хотелось оглянуться и проверить, на самом ли деле зал так полон, как сначала показалось по людному фойе. Большая часть аудитории – люди за пятьдесят и старше, некоторые из которых пришли вместе с подрастающим поколением, которому они сумели привить любовь к давно уже вышедшему из моды течению бардовской песни. Здесь стоит оговориться, что понятие бардовской песни за сорок лет изменилось до такой степени, что объединять в одно движение таких разных авторов, как, например, Олег Митяев, Тимур Шаов, Александр Розенбаум и Юлий Ким, по меньшей мере неграмотно, а по большей, пожалуй, и грешно. На вопрос из зала, почему Ким не любит Розенбаума, Юлий Черсанович уклончиво улыбнулся: «А почему вы считаете, что я не люблю Розенбаума? Я влюблен в его прекрасный голос, но когда я слушаю его, я стараюсь отвлекаться от текстов. Если глубине текста и голоса удается найти гармонию, в такие моменты я счастлив».

Юлий Черсанович искренне удивлен, почему любители авторской песни так возмущены тем, что при массовом явлении этого сугубо российского феномена большая часть авторов-бардов не выступает на широкой эстраде, а их концерты не транслируются по центральному телевидению. Ответ прост – авторская песня не требует сцены, не требует широкой аудитории как немого созерцателя и слушателя. Неслучайно большинство песен написаны в стиле приятельской беседы, будь то смешная история из жизни, философские размышления на теплой кухне или гидрометеолирика у костра в лесу. Аудитория бардовской песни – это живой собеседник, и те из бардов, кто попал на эстраду, по сути перестали представлять это течение в исходном значении термина. Вместо живого смеха или сочувствующей грусти они могут довольствоваться профессиональной телекамерой, серией дисков «Лучшее за ...дцать лет», дорогими билетами и бурными аплодисментами.

Юлий Черсанович привык работать за кадром еще с советских времен, когда его выступления были строго-настрого запрещены правительством. Его словами пели герои Андрея Миронова, Семена Фарады, Валерия Золотухина, а сам народный автор Ю. Михайлов тихонько сочинял свои песни, изредка организуя неформальные студенческие концерты. Писать песни для школьников и студентов – давняя затея знаменитого педагога. Приехав с Камчатки, выпускник Московского педагогического института преподавал русский язык, литературу и историю в самой пижонской московской школе.

Ю. Ким: «Оказалось, что мои камчатские детишки ничуть не глупее учеников школы у подножия Кремля. Разница чувствовалась лишь в одежде и увлечениях – новые ученики наотрез отказались петь мою литературную самодеятельщину. Я написал исторический водевиль, посвященный войне 1812 года, с забавными партиями кавалергардов, гренадеров, бомбардиров, гусаров. Но вкусы модных школьников лежали совершенно в другой области – им нравились Луи Армстронг и Элла Фитцджеральд. Я оставил их загнивать вместе с Западом. Каково же было мое удивление, когда ученики Московского физико-математического лицея, куда я вскоре перевелся, с радостью подхватили предложенную мной безо всякой надежды идею выступать с моими песенками! Ведь это были не просто холеные детки с улицы Горького, это были победители многих олимпиад, а ныне – знаменитые профессора, доктора наук, светила. Большинство из них давно работают в Америке и Европе. Это им я написал когда-то песню: «Мы мирные дети, но наш бронепоезд стоит на запасном пути».

Если бы Кима не отстранили от преподавания приказом свыше за аполитичные взгляды, можно не сомневаться, что он никогда бы не бросил это бесконечно любимое дело и, возможно, не стал бы тем знаменитым поэтом, композитором и сценаристом, которым является сейчас. Большая часть его рассказов, энергии его творчества происходит из школьных классов, где совсем взрослые дети принимают большого человека по свою сторону парты и смотрят на него с бесконечной преданностью и любовью. Ким был для них не просто учителем или бардом, а авторитетом во всех смыслах. Многие из его учеников не забывают его и сегодня – навещают, пишут, звонят.

В следующем году автору исполнится уже 70 лет, но темперамента и искусства слова ему по-прежнему не занимать. Отличительным качеством, выделяющим Кима из всех бардов, является его излюбленный лихой мажор, который отмечал в нем коллега по институту и искусству Юрий Визбор. Ни словоблудия, ни заунывности вы не найдете в его песнях. Остроумно отвечая на записки из зала, Юлий Черсанович пролистал всю краткую историю своего творчества страницу за страницей – от Камчатки и московских кухонь до любовной лирики, пиратской романтики и огромного количества песен к кинофильмам. Даже почитатели таланта этого автора порой удивлялись, что песня, знакомая им с младых ногтей, тоже принадлежит его перу: «Подо мной глубина, пять километров до дна», «Губы окаянные», «Ходят кони», «Песенка о Черном море», «Как за меня матушка», «И пусть повезет гренадеру», «Разговор Брежнева со Сталиным». Некоторые песни потеряли свое авторство, передаваясь в текстах и аккордах от одного гитариста к другому, другие – нарочно были спрятаны как уголовно наказуемые: «Поступью железной, дружно, как стена, мы шагаем вслед за, невзирая на!» Или: «А скажи, Леонид, объясни народу. Говорят, ты задушил чешскую свободу?» – «Никого я не душил. Я, товарищ Сталин, руку другу протянул и при нем оставил».

Ю. Ким: «Я со временем уже перестал удивляться, когда мои песни называют по радио или по телевизору народными. Я и сам их помню, как оказывается, не все. Попросили на одном концерте спеть песню про квашеную капусту. Я буквально встал на колени и поклялся, что нет у меня такой песни. А человек вышел ко мне на сцену, протянул перепечатку с Интернета, а там моя подпись. И ведь действительно была такая однодневная кухонная песенка. Больше не зарекаюсь заявлять, что такой нет – говорю, что не помню. Однажды я услышал, как марш гренадеров исполнял настоящий военный гарнизон. Фальшивили ужасно, но это не помешало испытать мне гордость за свое такое востребованное творчество. Помню, раз зимой стою на остановке, а мимо автобус школьников едет. И все поют «Распускается сирень за заборами». Тогда подумалось, что вот запевают мои молодцы и ведь и не знают, что автор тут рядом на остановке мается. А песня эта посвящалась одной девушке по имени Виолетта. Впрочем, любовные песни молодости обычно всегда кому-то посвящались. «Губы окаянные» – студентке Ольге, а исполняют ее обычно как русскую народную. Что ж, мне только приятно».

Прекрасный мог бы быть заголовок для литературного исследования: «Юлий Ким как воплощение русского народа в песенной поэзии ХХ века». А заодно и еврейского – по линии жены. А в Корее автор впервые побывал совсем недавно, в этом году, и признался, что зова крови он там не обнаружил, а обнаружил сумасшедший город Сеул, сплошь состоящий из небоскребов, дорог и несметного количества ничем не примечательных корейцев. «Раньше мне представлялась корейская национальность такой экзотичной, волшебной! – мечтательно улыбается Юлий Ким. – А теперь я увидел, что Сеул – обычный город. Такой же, как любой американский, только без даун-тауна, что гораздо хуже – небоскребы не в центре города, а сплошь до самых его границ. Когда я некоторое время жил в Израиле, история этого народа показалась мне гораздо ближе. Я увидел ступени, по которым поднимался на Голгофу Иисус и поверил, что так все и было. Вообще-то я атеист, но христианство просто ближе мне по системе ценностей».

Как рассказчику учителю литературы и истории Юлию Киму нет равных. Если бы перед концертом внезапно исчез его инструмент, то зрители вряд ли бы ушли из зала недовольными. Каждая песня – воспоминание, история, знакомые персонажи.

Ю. Ким: «С Геннадием Игоревичем Гладковым мы оснастили своими песнями немало фильмов. Самая бравурная из них была написана, конечно, для главного гусара Советского Союза Михаила Боярского («Отогнув уголок занавески»). А знаменитая «Ходят кони», как ни странно, написана почти мгновенно и предназначалась она вовсе не самому Бумбарашу, а бандиту Гавриле, которого играл замечательный Юра Смирнов, обладатель редкостного золотого баритонального тенора. Он пришел ко мне и попросил написать для его бандита что-нибудь доброе, человеческое. И когда мы все исполняли эту песню, чтобы выбрать нужный голос, Валера Золотухин всех перепел своим звонким алтайским горлом, а потом вообще заявил, что песню он забирает на правах главного героя. И не оставил он бандиту ничего человеческого».

«Бумбараш» – это любимый фильм Юлия Кима. И не только его – театральная постановка на его основе практически не сходит с московских сцен. Обычно экранизация всегда следует за театральной постановкой, а тут случилось ровно наоборот. Последняя версия спектакля «Страсти по Бумбарашу» в постановке Владимира Машкова и с Евгением Мироновым в главной роли представляет собой целую фолк-оперу – так обросла исходная канва песнями и музыкой русского народного автора Юлия Черсановича Кима. Некоторые из них автор с удовольствием исполнил. Про другие сказал, что не смог подобрать. Получается, что Юлий Ким создает музыку, которую не всегда в состоянии исполнить самостоятельно при помощи одной гитары. С точки зрения классического композиторства ничего удивительного здесь нет. Так писали все великие – напевая под нос, сидя за столом, и расписывая одновременно три, пять и более партий для целого оркестра, но ведь наш автор – учитель истории и литературы, и он вовсе не знаком с нотной грамотой так близко, чтобы говорить на ее языке.

Зато русский язык подчиняется автору совершенно и, покорно голову склонив, терпит, когда ради хлесткой рифмы его превращают во что-то несусветное или якобы в народный говор. Юлий Черсанович смеется, вспоминая, как он подбирал то или иное словцо, не слишком задумываясь о степени ответственности перед обществом: «Позиция барда обычно характеризуется не очень высокой требовательностью к себе – свои люди, которым на кухнях играем, поймут и простят. Но, постепенно обретая популярность, ты уже не сможешь изменить текст, когда его поют или слушают так же на кухнях тысячи незнакомых людей. А потом эти песни постепенно просачиваются на кухни тех, кто снимает кино и ставит спектакли. И песню взяли, и текст был готов, и обратной дороги нет. Пока я работал преподавателем, мне частенько доводилось встречать забавные ляпы из серии «нарочно не придумаешь». Например, «Пьер Безухов вращался в свете и вращал там свою жену». А ведь сочиняя военный марш для какой-то школьной вечеринки, разве мог я тогда подумать, что эту нелепицу будет петь по телевизору военный хор из 500 курсантов? «В штыки! А ну-ка зададим им деру! Труба, труби! Труба, веди! И пусть повезет гренадеру живым с поля брани уйти». И ведь в глаза не бросается, что в русском языке задать можно только жару, а дать – деру, то есть сбежать. Но у меня-то были высокие цели – мне же надо было срифмовать строку с «гренадером».

Неграмотность – это еще не самый большой бич современности, возмущается в зале справедливая старость, а куда же нам деться от нецензурщины, от обилия матов на улице, в кино и по телевидению? кто виноват и что делать? Ким состроил выразительное, детски невинное лицо и показательно развел маленькими руками: «Да, блин, не знаю я, блин, что делать! Нехорошо, блин, матом злоупотреблять. Его можно только там и тогда, где и когда, как это делали великие классики русской литературы. А пока у нас все вот так, чего ж еще?»

Сегодня основное занятие Юлия Кима – это работа над песнями к спектаклям и собственными сценариями сказок. В портфеле лежит пара названий постановок, но из суеверных соображений называть их автор пока воздержался. Концертная деятельность ограничивается двумя-тремя выступлениями в месяц, но и этого бывает многовато, чтобы успевать работать в театре. На вопросы о политике и сегодняшнем дне бард отвечает неохотно – слишком много он претерпел от политики нашего государства, чтобы продолжать говорить о ней и тогда, когда она не мешает тебе жить и писать свою музыкальную сказку – добрую, остроумную, мудрую и веселую, как сам Юлий Ким.

 

Мария ШКОЛЬНИК.