|
|
Я
всё время шёл к тебе
ИЖ 6, 2000
Я ВСЕ ВРЕМЯ ШЕЛ К ТЕБЕ
Сердечно поздравляем автора с присуждением ему российской государственной литературной премии имени Булата Окуджавы. В разделе "Имена" мы печатаем неопубликованные до сих пор трогательные признания поэта Давида Самойлова в любви к поэзии Юлия Кима. Присоединяемся к этим признаниям.
Редколлегия
* * *
Мой дорогой Булат! Не правда ли, прекрасно:
Клубятся облака, и гром гремит вдали.
А в льющемся ручье безудержно и страстно
Бормочут голоса очнувшейся земли.
И медлит мудрый взор оглядывать порядок,
По коему весна опять творит своё.
А этот вкусный дым от греющихся грядок
Мне возвращает всё счастливое моё.
Не правда ли, Булат? Все то же ожиданье,
Все то же нетерпение в груди…
Мы говорим "Прощай! – а мыслим: "До свиданья".
Нам говорят "Прощай" – мы слышим: "Подожди!.."
Весна 94
* * *
По миновении годов
Я вновь любовию испуган,
Опять тащусь за ржавым плугом
По ниве вздохов и стихов.
Уж и не чаял, не гадал…
Да что? Смотрю холодным оком,
Не помышляю о высоком,
Не возвожу на пьедестал.
Душевный опыт говорит
Об иллюзорности иллюзий,
О том, что мой гордиев узел
Удар меча не разрешит.
Тогда откуда взялся он,
Тех, детских лет счастливый трепет?
Способен ли на нежный лепет
Седой политик Цицерон?
Способен! как любой из нас –
Предаться сладостному бреду!
Хотя и знает про запас,
Как это объяснять по Фрейду.
* * *
Давай купим шампанского ящик
И в укромном углу омнибуса
Доберемся до меблирашек,
И войдем туда, и обнимемся,
И шампанского вдоволь откушаем,
И свечу на камине потушим,
А утром дадим консьержке
Полтора рубля на издержки.
* * *
Такую женщину как ты
Я никогда не встречу.
Вразброс отдельные черты
Замечу и отмечу, –
Но ты есть ты. И ты – одна,
И голосом, и нравом
Одна.
Ты, так сказать, дана
С неоспоримым правом.
Сквозь мат,
Сквозь лагерный замес,
Сквозь нервы и истерику –
Я понял замысел небес,
Открыл-таки Америку.
Я Христофору не двойник:
Я сразу понял: материк!
* * *
Господи, Господи Боже,
Взыскуемый людьми!
Правителя и вельможу,
О Боже, молю: вразуми!
Спаси их от безумья!
В сердцах, отвердевших в комок,
Пусть совести белые зубья
Откроют живительный ток!
Подай им, Бог, прозренье,
И очи вовнутрь поверни,
И дай перенесть потрясенье,
Какое претерпят они!
1969
ТРИ ПЕСНИ
Печальная
– Скажи мне, брат, а где тот дивный край,
Где круглый год весна, зелёный май,
Где круглый год народ не знает бед?
– А это, брат, далёко, где нас нет…
– Скажи мне, брат, а где тот добрый дом,
Где злоба не таится за углом,
И мир вокруг, и друг тебе сосед?
– А это, брат, далёко, где нас нет…
– Скажи мне, брат, а где же та страна,
Где льется кровь, когда вокруг весна,
Где хлеб и мед – а дети просят есть?
– А это, брат, повсюду, где мы есть…
Весёлая
Что ты так распелся, звонкий соловей,
И кого ты дразнишь песенкой своей?
На дворе ненастье, горе да война –
До твоих ли песен в наши времена?
– Это ваше дело – в поле воевать,
Это ваша доля – горе горевать.
Отойди, не слушай песенку мою.
Мне настало время – вот я и пою!
А пою я песни звонко-веселу,
Не жалея сердца, сколько есть его!
Отойди не слушай – либо пой со мной!
У меня для песен нет весны другой.
Застольная
Эй, скажи мне, парень, отвечай прямо:
Кто зимой тебя согреет, кто?
Кто печаль твою развеет, кто?
Кто в беде всегда поможет,
Кто утешит, обнадежит
И, где хочешь, спать уложит – кто?
– Это все оно – славное вино!
Доброе вино – дочь земли и солнца!
И в беде всегда поможет,
И, где хочешь, спать уложит
Славное вино! Доброе вино!
– Эй, скажи мне, парень, отвечай прямо:
Кто всегда тебя обманет, кто?
Кто в беду тебя затянет, кто?
Кто твой разум затуманит,
Кто в тюрьму тебя загонит
И до срока похоронит – кто?
– Это все оно – славное вино!
Доброе вино – дочь земли и солнца!
И зимой тебя согреет,
И всегда тебя обманет,
И печаль твою развеет,
И в тюрьму тебя посадит,
И убьет и приголубит,
И обнимет и погубит
Славное вино! Доброе вино!
ИЗ ЦИКЛА "ПИСЬМА ИРИНЕ" (1995)
* * *
Я лежу в реанимации,
Свой недуг определив
На языке родимой нации,
Как неконченный разрыв
Сердца. А точнее ежели:
Годы. Люди, годы, жизнь.
Всё нам кажется – мы прежние.
Заблуждаемся, кажись.
Ну и значит, ну и стало быть,
Как наскучишь сам себя
Детективчиками баловать
Или кружкой киселя,
То сидишь вот и разматываешь,
Проклинаешь, слёзы сглатываешь
Да подсчитываешь гроши…
На языке родимой нации
Вас ист дас: ре–анимация?
Восстановление души.
* * *
Мне заслонил окно осенний строй берёз.
Качают взад-вперёд свои густые патлы
И позволяют лишь представить эти падлы,
Как там, невдалеке, за двадцать с лишним вёрст,
Тихонечко заржал твой белый жигулёнок
И поскакал ко мне, как шустрый жеребёнок.
А эти всё стоят, мотаясь так и сяк,
Как Пушкин бы сказал: в своём цветном убранстве.
И всё ж я чувствую, как там, в пространстве,
Всё близится ко мне твой быстрый аргамак.
Шумит осенний парк. Сияет позолота
Осин. Сверкает золото берёз.
И точно в тот момент, когда в ворота
Ты входишь – я в окно высовываю нос.
* * *
О, как Господь сурово упрекнёт,
Что никому я счастья не дал,
Как подведёт и трижды носом ткнёт
В прах перед теми, кого я предал,
И скажет: "Повезло тебе, осёл,
С твоей убогою юдолью,
Что гнусный грех твой всё-таки спасён
Её пожизненной любовью".
* * *
Нужна шёлковая сеть,
А не яростная рать.
Это просто – овладеть.
Мне-то надо – обладать.
БАЛЛАДА О ПРИНЦЕССЕ-РЕВОЛЮЦИОНЕРКЕ
Ее высочество в хрустальный башмачках
В Санкт-Петербург из Киева катило,
В купе, отдельном, как оно любило,
За блеском глаз скрывая чёрный страх,
Поскольку через стенку от нее
Три штатских хлопца, чуть ли не зевая,
Открыто караулили ее,
Не зная твёрдо, но подозревая
То, что принцесса знала хорошо:
В хрустальном башмачке под левой пяткой,
Заткнув в каблук и подоткнув заплаткой,
Она везла с собой – известно что:
Листок, набитый доверху крамолой,
Такой разоблачительный фугас,
Что в случае чего – исход хреновый,
И титул не спасёт (хотя кого он спас?).
Но вот и Петербург. Почёсывая чресла,
Вываливает киевский эскорт.
Но где ж принцесса? Что за чёрт!
Вот только что была – и вдруг исчезла?!
Не будемте бранить несчастных филеров
За их незнанье местной сети
Всех этих улочек и проходных дворов,
Где сквозануть от них – грудные дети
И то б сумели, ё-моё!
А тут же, всё-таки, высочество ее.
Итак, листок доставлен. Динамит
Пошёл греметь по всем меридианам.
Вся пресса на ушах стоит за океаном!
Весь питерский народ на площади валит!
Пал произвол. В вечернем небе
Ликует праздничный салют.
Ее высочество в наемном кэбе
Забилось в угол, как грустный бэби:
Ей неприятен свободный люд!
* * *
Что за странное бесстыдство –
Обниматься на ходу?
Целоваться на виду?
Видно, в каждом от артиста
Есть такой веселый грех:
Наслаждаться принародно,
Что любовь его свободна
И насрать ему на всех.
СТАРАТЕЛЬ
Зайду в поток,
Зачерпну лоток.
Сто раз наклоню,
Сто раз промою,
Сто потов солью
С ледяною водою.
Наконец – крапинка:
Золотая капелька.
Можно и перекурить.
Пошел на перекур,
А на берегу
Шатун-балагур,
Слышать не могу:
"Ах, говорит, какие краски!
Ах, говорит, какой пейзаж!
Красивее, чем на Аляске
Или на озере Балхаш.
Какая сила у потока!
Какой изысканный извив!
Ведь я его – аж от истока
И до впадения в залив!
А ты тут робишь в грязной джинсе
В одном и том же уголке.
Что ж, люди ищут смысл жизни
Кто где: я – в лодке, ты – в лотке".
А, да ну его,
Бродягу фуева.
За капелькой капелька.
Неделька к недельке.
"Здравствуй, Катенька.
Вот твои серьги.
Всё, как наказала ты,
Словечко в словечко:
Из чистого золота,
В виде сердечка".
Как подымет она свои очи,
Разомкнёт свои алые губы…
Так что ты себе, шатун, знай шатайся,
Знай впадай в свои хйровы лагуны.
* * *
Значит, факты таковы:
До Камчатки из Москвы
Через синий небосвод
Белоснежный самолёт
По широкой полосе
Дальше – газик по шоссе
Через долгий перевал
По грунтовке на причал
Подвернувшимся бортом
В ночь и в дождь и в дикий шторм
До редчайших этих тундр
До ярчайших звезд и утр
И пешком до маяка
И пешком от маяка
По пустыннейшей косе
С дохлой нерпой на песке
Мимо катера в траве
По запущенной тропе –
Я всё время шел в Полтаву
Я все время шел к тебе.
* * *
Но кой-чего я вам не сообщу.
Часть – оттого, что стыдно.
Часть – оттого, что будет вам обидно,
Чего я очень не хочу.
* * *
"Разлука обязательно нужна!
Я ль на Памир, ты ль за границу.
Тогда любовь всегда свежа,
Всегда как заново родится.
А так – она переродится
В привычку пошлую…"
Она
Кивала весело: "Конечно!
Езжай, любимый, на Памир
И покоряй его успешно.
И я не буду безутешна:
Поеду к тетке в Армавир".
А думала: "Едрена мать!
Вали, карабкайся, корячься,
А мне опять:
Сидеть и ждать
И ежедневно вычитать
Из жизни – целый месяц счастья".
* * *
Отжав-нажав свои педали,
Ты укатила в эти дали,
Садовые, ленивые, пологие,
Разморенные, как еще при Гоголе,
И полетела в лодочке кофейной
Атласной лентою шоссейной,
Где пред тобой подсолнухи склонили
Свои бесчисленные брили,
А солнце, не жалея краску,
Все небо расписало, как на пасху.
По этой роскоши летя, гудя и правя,
Ты счастлива была, принцесса дорогая.
А я, как юный виночерпий,
Смотрел на пир зари вечерней
И наслаждался им, пока
Не потемнели облака.
И вдруг я понял по брегету,
Что тебя долго что-то нету.
Последний луч в окне далёком
Пропал, моргнув багровым оком,
И разом рухнул черный мрак
На всё вокруг, как злобный враг.
Не Басаврюк с мохнатым Вием
Мне начали мозги манежить,
А камуфляжные крутые,
Вся эта нынешняя нежить.
Вот два огня… Всё ближе… Мимо…
Вот, наконец… и снова прочь…
О, как же ты невыносимо
Тиха, украинская ночь!
"Наверно, шину проколола…
Аккумулятор запорола…"
Нет: так и прет – хмельная прорва,
Свиные рыла…
кабанья злоба…
Проклятая, несчастная Россия!
…Какой-то частник на буксире
Тебя к полуночи привез.
Там клеммы клапан прокусили
И размагнитился подсос.
(Автор не ручается за точность диагноза.)
И понял я, что в этом мире
Я очень за тебя боюсь.
* * *
Он – мастер, честь ему и слава.
В нем всё так высоку и ладно!
Он о себе имеет право
И откровенно,
и беспощадно.
А если я начну вот так же
Со дна души прямую речь –
то никакой поэзии не получится, а всего-навсего
две-три странички никому не нужного отчета,
которые надо немедленно сжечь.
* * *
"Тоска… Тоска…" – всё чаще на закате
Он повторял то в песне, то в письме.
Всё тяжче на него давили цепи
Долгов и немощей, и мыслей о семье.
Нет: я – давно с судьбою примирился
И уж который год не плачу о себе.
* * *
А его-то каша густа
И хотят ее все уста:
Так навариста, так вкусна
И – какой там еще эпитет?
А моя-то каша пуста,
Так, болтушечка из овса.
Но голодного всё ж насытит.
http://www.antho.net/jr/6.2000/01.html
Юлий
Ким
на главную страницу
|
