Мой старый друг! Спасаясь от тоски,
на редкость сильной в это время года,
пишу тебе в деревню, на природу,
отвыкшему от сплетен городских.
Какая новость для тебя нова
в твоей богоспасаемой деревне?
У нас дурак женился на царевне,
династию тем самым основав
себе подобных. Корень привился,
самодержавьем увенчав народность.
(Ничто - не пустота, но однородность,
отсутствие различий всех и вся).
...Когда-нибудь в романе опиши
утративших подобие и сходство;
как медленно, но верно лень души
в доселе ближнем порождает скотство -
не зверство кровожадное, не месть
за непокорный взгляд и гневный возглас, -
пустую равнодушную безмозглость,
способность больше вытоптать, чем съесть.
(И то сказать - ничем не остудить
желание вместить весь мир в кармане.
Все - люди, все стремятся жить нормально -
кто может их за это осудить?
А я бреду меж ними, как во мгле,
рассеянно. И утешеньем слабым
осталась мне сомнительная слава
последнего поэта на земле.)

Вот так живи - по лестнице спускаясь,
запахивай пристойное пальто,
грядущему пристойно улыбаясь,
садись в свое пристойное авто,
по кольцевой описывай дугу:
налево - лес, направо - город старый
вращается во внутреннем кругу
несмазанного колеса Сансары.
Кругом темно. Уже теряю нить,
от многого из сказанного - вчуже.
Все кончено. И некого винить.
И некого любить. А это хуже.