О чем начала разговор газета? — О том, что молодежь,
собираясь по вечерам, увлеченно поет, декламирует, перенимает друг у друга,
переписывает с магнитофона на магнитофон...
—
О том. Что, как правило, не рассматривается на
редакционных советах, не обсуждается ни в специальной, ни в широкой печати...
—
О десятках, сотнях и тысячах песен, баллад, стихов,
напеваемых под гитару, возникающих и распространяющихся как бы стихийно, «в
порядке самодеятельности». О разновидности современного фольклора, как определил
это явление Ю. Андреев. Его статья в январском номере журнала «Октябрь»,
пожалуй, впервые поднимает серьезный разговор о творчестве нынешних «бардов»,
менестрелей, ашугов, акынов, миннезингеров, трубадуров, труверов или как там
их называют...
Одна статья не могла, да и ие
ставила целью раскрыть жанровые и стилистические тенденции, обрисовать
творческий Облик разных авторов-исполнителей, определить объем проблемы. Но. Без
этого мы не сумеем выработать критерии, чтобы судить об этой области художественного творчества. А разобраться,
выработать их пора. Вот почему, думается мне, нужен широкий разговор.
DO ВСЕЙ МАССЕ самодеятельных песен особенно четко
выделяется группа студенческих, геологических и туристских. Зарождаются они
обычно в дружной тесноте общежитий, в дальних экспедициях, альпинистских походах
и разлетаются затем по всей стране вместе со своими непоседливыми,
беспокойными создателями. Первые советские песни этого типа восходят к
середине тридцатых годов. До сих пор ветер дальних странствий раздувает
паруса «Бригантины» П. Когана на мелодию Г. Лепского; многие помнят
популярные в свое время песни Е. Аграновича, С. Наровчатова, Я. Сашина... Этот
жанр и сейчас продолжает непрерывно обогащаться новым музыкально-поэтическим
материалом.
Но, нисколько не умаляя важности исследований этих
песен, мне хочется поговорить о другом, сравнительно новом направлении, более
сложно переживающем период своего становления.
Почему молодежь так жадно «впилась», например, в
некоторые песни Булата Окуджавы?
Вероятно,
он пленил органичным сплавом задушевной лиричности, интимной откровенности,
лаконизмом и суровостью описания
человеческих конфликтов и переживаний.
Герои его лучших
песен — это мальчики, повзрослевшие до норы в лето 41-го года, прошедшие войну
с оружием в руках и отвагой в сердце и вернувшиеся домой — в арбатские
переулки,
на Волхонку и
на Смоленскую площадь с глубоко затаенной, почти
детски наивной мечтой о той юности, которая осталась не устраненной по весне...
В его удачных песнях — раздумья о цели и смысле жизни, призывы держать открытой
дверь и свое сердце, не быть каждому «самим по себе». Правда, на мой взгляд,
есть у него песни и слабые,
а в иных, мне кажется, ему даже изменяет вкус...
Ныне Булат
Окуджава, «зачинатель» и «патриарх», уже не является безоговорочным чемпионом
на ристалище магнитофонных бардов и, насколько мне известно, почти совсем
отошел от непосредственного исполнения своих произведений.
Прослушивая
теперь его записи, довольно легко отделяешь то временное, малосамостоятельное,
подчас обидно-мелкое от песен, которые" не только не постарели за
минувшие пять-шесть лет, но, очистившись от налета сенсационной популярности,
приобрели какое то новое очарование хорошо знакомой книги, которую приятно
время от времени взять с полки и открыть наудачу.
От Окуджавы интерес переместился к
песенкам-сказкам Новеллы Матвеевой. При сходстве внешних аксессуаров какое глубокое
различие в видении мира, в образном строе, в лексике, в музыкальных
интонациях... Матвеева — сказочница, и в лучших своих произведениях она
создает особый мир, населенный множеством причудливых созданий. В нем
действует множество вещей, подчас. могут рассказать о чем-то таком, чего люди,
спешащие мимо, просто не замечают... Матвеева чутка к тихому, еле слышному в
городском шуме голосу природы: ее зовет и ведет за собой стебелек щавеля,
деревья поджидают ее гурьбой у дороги, сухие кусты в пустыне шлют ей свой
привет...
Окуджава
и Матвеева — профессиональные поэты. Но, помимо них. мы знаем поэтов — композиторов
и исполнителей, относимых к рубрике «самодеятельных» или «фольклорных»
песенников. Главным образом потому, что каждый из них имеет какую-то иную
профессию.
ПОЧЕМУ так мало внимания уделяет им «официальная»
критика? Почему даже непосредственно заинтересованный любитель поэзии и музыки
должен прилагать громадные усилия для того, чтобы получить необходимую информацию
о точном тексте, мелодии, названии и дате собранных им песен? Происходят самые
курьезные случаи, когда оспаривается авторство тех или иных произведений.
Казусы эти интересны
не сами по себе, но как показатель сложной и запутанной, а подчас буквально
фантастической судьбы некоторых песен.
Здесь
открывается поле для любопытных филологических, лингвистических, музыковедческих
исследований.
Анонимные, нигде
не опубликованные произведения не защищены от любых случайных и произвольных
искажений слов и мелодии — «эталона» для их проверки просто не существует. Бывают,
однако, и такие счастливые случаи: первоначальный авторский текст вполне
органично дополняется и расширяется последующим коллективным творчеством. Вот
один пример: в 1947 году Михаил Львовский написал для дипломного
спектакля студентов ГИТИСа «Верные друзья» коротенькую — в две строфы с
двумя припевами — песенку под названием «Глобус» на мелодию Михаила Светлова.
Лет семь спустя эта песня — уже с добавлениями — была приведена в одной статье
как типично «студенческая». К настоящему времени насчитывается до 43(!) строф,
«досочиненных» к
основному тексту «Глобуса» самыми разными
исполнителями. Известны варианты «Глобуса» физиков. химиков, туристов... .
,
Мы
говорили до сих пор о лучших образцах самодеятельных и полупрофессиональных
песен (о скольких сказать не удалось просто по недостатку места!). Тем
решительнее должны мы подвергнуть критике ту часть самодеятельных авторов и
исполнителей, которые идут по наиболее легкому и протоптанному пути сомнительной
однодневной популярности, купленной ценой дешевого фрондерства. Я имею в виду
совершенно определенный тип песен, большинство из них стилизовано под
уголовный фольклор и по-своему продолжает традиции предреволюционной мелкобуржуазной
и нэпманской эстрады. Нестерпимо слушать, как произведения такого сорта не
без кокетства распеваются в уютных московских квартирах... Мне никак не
удается отделаться от ощущения какого-то неимоверного снобизма и вместе с тем
(что, впрочем, естественно) эмоциональной пустоты некоторых «второе, с маниакальной
настойчивостью нанизывающих цепи поразительно однообразных приключений своих
«домушников». «форточников», «медвежатников», «подзалетающих», «рвущих когти» и
производящих ряд других, столь же элегантных действий.
Персонажи таких песен постоянно
страдают от тяжелого похмелья, с готовностью отождествляют себя с воробьями,
прыгающими по навозным кучам, или находят утешение в интимной дружбе с
клопами...
Проще всего
отделаться здесь брезгливой гримасой: ну, встречаются еще грязные пошляки,
любители «перчика» и «клубнички», — давайте заклеймим их пренебрежением и
презрением. Но будем откровенны: покуда мы ведем теоретический спор о методах
и путях массового эстетического воспитания нашей молодежи, какая-то ее часть
под влиянием подобных песен не только теряет точность критериев В оценке
явлений искусстве, но.
и усваивает искаженное представление о явлениях действительности. Ведь такое
«творчество» наносит вред, реальный и ощутимый, именно нашему молодому
поколению.
Как очистить
песенную самодеятельность от низкопробных поделок, оскорбляющих само слово
«фольклор», что, как известно, означает «народная мудрость»?
Ни
гневные окрики, ни нравственные увещевания не в силах существенно изменить
положение. Единственный выход, на мой взгляд, это сделать по возможности
более доступным лучшее из того, что уже зарекомендовало себя. Я не призываю
немедленно издать массовым тиражом сборники лучших песен и не хочу, чтобы
произведения эти тотчас зазвучали бы по радио в исполнении народных хоров,
эстрадных оркестров, вокальных квартетов и инструментальных трио.
Я
думаю, что случись так, эти песни тут же утратили бы свой колорит, потому что
они требуют своей собственной атмосферы, особенной формы подачи. Пожалуй,
телевидение — наиболее подходящий путь популяризации этих песен. Очень полезны
были бы конкурсы лучших авторов-исполнителей или композиторов-вокалистов,
создающих музыку на тексты уже известных стихов. Может быть, стоит подумать и о
состязаниях импровизаторов настоящие барды и ашуги считали это наиболее серьезной
проверкой таланта, мастерства и ума артиста... Пора поднять и вопрос о выпуске
пластинок и магнитофонных лент с записью лучших произведений поэтов-песенников.
Впрочем,
трудно давать какие-то определенные советы о развитии дела.
еще не только не изученного в своих особенностях, но
даже ее очерченного
в его истинных размерах. Предлагаемые здесь меры — тот минимум, который
необходим для начала работы в этой области.
Л. Переверзев, Литературная газета, №46 (4942), 15 апреля
1965
|